Глава 23 . Таёжная рапсодия

Это была самая большая экспозиция. Выставочные стенды отгораживали большую часть зала и создавали зал в зале. Середина была пустой. Картины висели на стендах по периметру. На одной стороне во всю длину висели портреты в рамах. Посетители замерли в изумлении. Тишину нарушила Марица.
— Папа!— крикнула девушка. — Папа, посмотрите! Это же ваш портрет!
В центре портретной группы была картина по формату больше остальных, и висела она чуть выше других. На ней был изображен молодой человек с зеленоватыми глазами. Взгляд устремлен куда-то вдаль, волевой подбородок, мужественное лицо, ворот рубашки расстегнут, волосы слегка растрепаны, будто в лицо ему дует ветер. Губы чуть-чуть тронуты улыбкой. И столько было доброты в том человеке…
— Смотри, как здорово схвачено, — прошептала удивленная Татьяна Сергеевна. — А ведь она писала по памяти.
— Это не я. Это образ, который остался в памяти художника. Она слишком идеализировала меня здесь.
— Да ладно тебе скромничать, Олесь. Это ты, — настаивала жена.
— Смотри, тебе виднее. Мне трудно судить.
— Юрочка! Юрочка наш! — воскликнула тетя Паша, всплеснув руками. — А ведь у нас даже портрета его нет.
Рядом с портретом Артёменко слева висел портрет Березовского, справа — Готлиба Остапа Соломоновича. Ещё там были портреты Мартынова, Берга, тети Паши, Штейна и много других.
Экскурсовод растерялась. Ей казалось, что герои картин вдруг сошли с полотен и заполнили зал восклицаниями удивления, смехом, улыбками. Всё перемешалось, всё перепуталось. Она уже больше ничего не объясняла, а только с большим интересом наблюдала за происходящим.
Посетители шумно обсуждали картины, смеялись, шутили, вспоминали давно прошедшие годы и события. Это была уже не выставка, где люди степенно ходят вдоль картин, и, молча, наслаждаются созерцанием полотен. Это было нечто ни на что не похожее, ни с чем не сравнимое.
В зал вошел молодой человек, довольно высокий, но по-юношески нескладный, немного угловатый, но довольно-таки красивый. Темные волосы, нос с горбинкой, красиво очерченный рот, темная бархатистая кожа загорелого лица.
— Вы есть Остап? — обратился он к Остапу Соломоновичу с заметным акцентом.
— Да, — ответил, слегка удивленный таким обращением, Готлиб. — Откуда вы меня знаете?
— Я тоже Остап. Мама говорит, я твой брат.
— Остапчик! — воскликнула тетя Паша. — Да вырос-то как! — Надо же! Как время быстро летит!
— Где мама? — спросил Остап Соломонович
— Мама будет скоро. Она очень ждала вас. Не уходите
— Мы непременно дождёмся её, — пообещал Готлиб.
— Это все люди из таежного города? — удивленно глядя на многочисленных посетителей, спросил юный Остап.
— Да. Все они друзья твоей мамы.
— Кто есть Олесь? Мама много рассказывать о нём. Это его портрет моя мама много рисовать. Она много их рисовать.
Марица стояла рядом и с большим интересом слушала молодого человека и вдруг ответила ему по-итальянски:
— Scusi, Oles mio padre[1].
Парень очень обрадовался, что может говорить на родном языке, тем более с такой красивой девушкой.
— Вы его дочь? Cara mia![2]
— Si-si.[3]
— Вы так прекрасны. — он перешел на итальянский. — Я сразу обратил на вас внимание. Но я плохо знаю язык и мне трудно общаться. Моя мама хорошо говорит на русском языке и меня научила. Она очень любит эту страну, говорит, что здесь добрые, отзывчивые люди. Она считает Россию второй родиной. Пойдемте, я вам покажу некоторые картины мамы, которые она очень любит. — Они пошли к противоположной стене.
Булат весь почернел от ревности.
— Ну что? Упорхнула пташка? — больно кольнул его Геннадий.
— Замолчи! — ответил Булат, сжав кулаки, и пошел в самый дальний угол. Он остановился перед какой-то картиной, сделал вид, что внимательно рассматривает, а сам стал наблюдать за молодой парой.
— Вот посмотрите, — молодой Остап подвел девушку к небольшой картине. — Видите, река, берег и большой ствол какого-то дерева. Мама рассказывала, что она там часто сидела. Ей казалось, что она что-то забыла. А здесь она сидела часами и пыталась вспомнить. Потом мама пришла сюда с вашим папой. Он был совсем молодой, как на том портрете. Она ему всё рассказала о себе, и он обещал ей помочь. Он заставил маму рисовать по памяти, без натуры. Мама рисовала, но это были отдельные фрагменты. А он сумел из маленьких фрагментов создать портрет, то был портрет моего отца. А потом привел маму к своему компьютеру, который разгадал её имя. Там маму иначе звали, только ваш папа помог установить настоящее имя. Моя мама называет вашего папу великим человеком.
Марица оглянулась и не увидела Булата. Она в растерянности стала оглядывать весь зал и обнаружила его в противоположном углу у какой-то картины. Девушка успокоилась и снова повернулась к молодому Остапу.
Булат облегченно улыбнулся, глубоко вздохнул и спокойно пошел осматривать другие картины.
— Dio[4], я ничего не знала об этом, — призналась девушка. — Расскажите ещё что-нибудь.
— Cara mia! Я вам только одно скажу, что мама с тех пор никогда больше не писала с натуры, а только по памяти.
— Почему вы того человека назвали братом?
— Понимаете, это такая история, в которую трудно поверить, но я верю, потому что это произошло с моей мамой. Настоящая Анжелика Лоретти погибла в автомобильной катастрофе. Спасти её было невозможно. У неё была черепно-мозговая травма. Ей было всего двадцать два года. Но её душа не могла смириться с этим. А вы ведь знаете, что души умерших не покидают землю сорок дней. Душа моей матери металась по земному шару в поисках хоть какого-нибудь выхода. В далеком таежном городке умирала очень старая женщина, ей ввели эликсир молодости, но слишком поздно. Ее душа ушла из тела, а душа моей матери вселилась в него. Так она вернулась к жизни. Эликсир молодости сделал её молодой, Тот человек, который поставил укол своей матери, был Остап. Так получилось, что моя мама является и его мамой. Значит мы братья. Так мама говорит. А ты откуда так хорошо знаешь итальянский язык?
— Я мечтаю стать журналисткой, поэтому учу языки. Только разговаривать мне не с кем.
— Ты хорошая девушка, Умная и красивая. Мне такие девушки нравятся. Давай будем дружить.
— Как же мы будем дружить? Ты ведь так далеко живешь.
Просматривая картины, Олесь Семёнович остановился у той, где недавно стояли Марица и молодой Остап. Он увидел на картине до боли знакомый уголок, где когда-то сидел с Анжеликой, которая раскрыла перед ним свою душу.
Он остановился возле картины и погрузился в свои воспоминания.
Недалеко стояли двое и оживленно разговаривали на незнакомом языке.
— Ты дай мне свой адрес, я напишу тебе письмо.
— У меня нет адреса, я не знаю, где я буду жить.
— Тогда я дам тебе свой адрес. А когда у тебя будет время, ты мне напишешь. Хорошо? Amore mia![5]
Девушка вспыхнула, покраснела и вежливо ответила
 — Arruvederchi, amore mia![6]
Олесь Семёнович посмотрел в сторону молодой пары и был приятно удивлен, как Марица свободно говорит с молодым Остапом на итальянском языке. Но что-то его насторожило, почему она такая сердитая и смотрит на молодого человека, сузив свои прекрасные глазки. Вдруг она развернулась и быстро от него ушла. Парень в недоумении пожал плечами. Он так и не понял, почему на него обиделась эта неземная красавица.
Марицу душили слезы.
"Нахал, — думала она про молодого итальянца. — Он даже имени моего не спросил. Amore mia. Любовь моя. Да как он смел, сказать мне так? Интересно, сказал бы он так, если бы увидел меня в подвале в том тряпье, которое я носила совсем недавно? Сомневаюсь".
Она искала Булата. Вот если бы он сказал так, то она бы только обрадовалась. Но от него не дождешься, только смотрит, молчит и улыбается.
Булат стоял и рассматривал одну очень яркую картину. Он всё видел, как она обиделась на что-то, как демонстративно покинула итальянца и как искала его. Он был погружен в созерцание непонятной картины в духе абстракционизма, когда к нему подошла Марица.
— Булат, прости, пожалуйста, я сама тебя пригласила сюда, а пришлось вот отвлечься немного.
— Да? Я не заметил. Ты знаешь, когда смотрю на хорошие картины, то забываю обо всём на свете. Настоящее искусство настолько увлекает! Только вот не могу понять, что здесь такое изображено?
Марица подошла поближе, прочла название картины. "Закат".Глянула на Булата, улыбнулась и протянула ему руку.
— Пойдем, отойдем отсюда. Такие картины надо смотреть издали.
Он замер на какое-то мгновение от нахлынувшего на него чувства, но не выпустил руки девушки. Они отошли от картины подальше.
— Вот теперь смотри! — сказала Марица.
И они увидели закат в малиново-оранжевых бликах.
— Видишь? Речка. А теперь представь себе, что Анжелика стоит лицом к заходящему солнцу, а это то, что она видит.
— Потрясающе! А вблизи — сплошная игра красок. Я ничего не мог разобрать. Спасибо, Марица! — Он невольно сжал руку девушки. Она прикрыла веки, прислушиваясь к учащенному биению своего сердца. У неё слегка закружилась голова. От его руки исходили горячие волны и переполняли через край. Она прикусила нижнюю губку и глянула на Булата. В его глазах светились такая нежность и любовь. Столько в них было невысказанного и трепетного, что она не могла отвести от него своего взгляда.
— Что тебе здесь понравилось? — наконец, спросил он.
— Мне здесь все нравится, — еле выдохнула она.
— Остап! Остап! Дорогой! — через зал шла невысокая, но изящная женщина. Навстречу ей вышел Остап Соломонович. Они обнялись. — Я знала, что ты придешь. Я так ждала тебя.
— Кто это? — спросил Булат у Марицы шепотом, слегка наклонившись к ней.
— Его мать, — так же шепотом ответила девушка, вдохнув опьяняющий запах, исходящий от него.
— Не может быть! Она такая молодая.
— Может. Мне рассказал другой Остап. Я только что с ним разговаривала.
— Тот парень тоже её сын?
— Да. И обоих зовут Остапами.
— А! Я слышал. Здесь что-то произошло загадочное с переселением душ.
— Да. И она много лет прожила в Березовске. Вот поэтому и нет здесь картин Анжелики за этот период.
Остап Соломонович стоял с Анжеликой посреди зала. Их руки лежали на плечах друг друга.
— А ты помолодел, сын мой. Выглядишь хорошо.
— А ты у меня самая молодая мама на свете.
— Братишку видел?
— Да. Мы с ним уже поговорили. Здесь мои друзья. Они приехали повидаться с тобой.
Все присутствующие окружили их тесным кольцом.
— Олесь! — воскликнула Анжелика. Она обняла Артёменко. — А ты повзрослел, возмужал, раздобрел. Не пора молодеть? А все же выглядишь так же прекрасно!
— Я и так молод и полонт знергии, как в прежние времена много лет назад.
— А это Татьяна, твоя жена, — женщины обнялись. — Он вас до сих пор Танюшей зовет?
— Максим! Какая неожиданность! И ты здесь? Твоя Антоша где?
Она обнимала всех, не забыла их имен и каждому находила ласковое слово.
— Софья Яковлевна! Как вы помолодели! Таежный климат вам на пользу пошел. О! Юлий! Какая у тебя шевелюра! Тетя Паша! Вы ли это? Я так боялась вас когда-то. А потом очень полюбила.
— Анжелика, мы очень внимательно осмотрели твои картины, — сказал Остап Соломонович, — но заметили один единственный недостаток.
— Какой недостаток? — удивилась художница
— Здесь отсутствуют картины за те годы, которые ты прожила у нас в таежном городке. Мы хотим восполнить этот пробел. Мы вернем тебе все картины. Пусть люди смотрят и наслаждаются твоим искусством.
— Зачем вы меня обижаете? Те картины принадлежат вам по праву.
— У нас твоих картин очень много. Тогда возьми хотя бы часть из них.
 — Хорошо. Только те картины, которые я дарила и которые дороги вам, как память, оставьте себе. Если хотите, возьмите себе на память что-нибудь с выставки. Я так счастлива всех вас видеть! Я очень ждала вас. Я надеялась, верила и ждала, что вы приедете на выставку.
— Мы только вчера узнали о выставке. Олесь позвонил сегодня ночью, и мы все приехали.
— Спасибо, я счастлива всех вас видеть. Какую картину тебе снять, Остап?
— Что ты, Анжелика! Зачем портить экспозицию? — заволновался Готлиб.
— Остап, не надо упрямиться. Неужели тебе здесь ничего не понравилось?
— Что ты дорогая! У меня просто глаза разбегаются.
— А ты возьми ту, единственную.
— Если ты так настаиваешь, то та картина находится в другом разделе.
— Какая именно?
— "Автопортрет с сыном".
— Пойдем! Я сама тебе сниму и прикажу, чтобы упаковали.
Они ушли. Остальные растерянно переглянулись.
— Что будем делать?
— Придется подчиниться.
Вернулась Анжелика, за нею шел Остап Соломонович с картиной в руках.
— А вы, почему стоите? — обратилась она ко всем остальным. — Стесняетесь? Тогда давайте по одному. Олесь, что тебе запало в душу?
— "Уединенный уголок".
— О! Я тебя очень понимаю. Я её рисовала специально для тебя, — она подошла к картине, на которой был изображен ствол оголенного дерева на берегу реки.
— Максим, тебе что приглянулось?
— "Застолье на берегу".
Анжелика весело рассмеялась.
— Это был незабываемый день. Тогда Олесь с тетей Пашей столько рыбы наловили! Я до сих пор помню этих, как их, ну, с усами… сомов, и ещё лещей. Я не ошиблась? — Она сняла и эту картину.
— Юлий, а ты?
— Дай мне "У калитки". Там моя жена нарисована.
— А где она? — Юлий Израилевич молча опустил голову. — Прости! Конечно, я сейчас дам тебе эту картину.
— А вы, тетя Паша?
— То, что я хочу, ты мне не дашь.
— Почему вы так думаете?
— Я уверена в этом.
— Тогда покажите!
Тетя Паша подвела Анжелику к портретам.
— Дай мне портрет Юры!
Анжелика очень внимательно посмотрела на тетю Пашу, ни о чем не спрашивая, и стала снимать со стены портрет Березовского.
— Я догадывалась, но все равно сомневалась, — тихо проговорила Анжелика. — Теперь я уверена.
— Только никому, — попросила Тетя Паша. — Это моя большая тайна.
— Я вас понимаю, — вздохнула Анжелика. — Я хочу сделать вам еще один подарок.
— "Домик на берегу"?
— Да. Это ваш домик.
— Спасибо, дорогая Анжелика!
— Это вам спасибо! Если бы вы не рассказали тогда Олесю мою историю, то я даже представить не могу, что бы со мной сейчас было. — Она обняла, насколько это было возможно, тетю Пашу и прижалась к ней.
Все стояли в стороне и терпеливо наблюдали эту сцену. У всех накопилось много вопросов к Анжелике и всем хотелось поговорить с ней.
Тетя Паша с двумя картинами и Анжелика подошли ко всем остальным.
— Анжелика, как там наша Ефросиния? — задал животрепещущий вопрос Готлиб. — Давненько я от неё ничего не получал.
— Бабушка Фрося? Она во второй молодости стала неотразимой. У неё великолепный голос. Она поет в Ла-Скала. Сейчас на гастролях в Париже.
— Как Джузеппе себя чувствует? — не унимался Готлиб. Оно и понятно, он спрашивал о когда-то безнадежно больных людях, которым он подарил не только молодость, но и вторую жизнь.
— Джузеппе здоров. Он тоже на гастролях, но в Штатах. А сейчас я приглашаю всех вас и ваших друзей в кафетерий. Пойдемте, там уже накрыты столы.
Все пошли за Анжеликой. Булат уносил с выставки самое ценное сокровище — в его руке была рука Марицы.
Последними шли Андрей Николаевич, Геннадий и Тенис.
— А наш Булат зря времени не терял, — заметил, смеясь, генерал.